...

[Magestic]

Home/Дом
Автор: Sky Blue Reverie
Переводчик: Magestic
Бета: Ребекка
Сылка на оригинал: skyblue-reverie.livejournal.com/17232.html
Фэндом: RPS
Персонажи: Стивен Фрай/Хью Лори
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: Я прошу Хью или Стивена предъявлять мне иск за клевету - так как правда - это абсолютное защитное средство, я добилась бы того, чтобы спросить их обоих под присягой, верно ли что-то из этого материала.
Описание: Хью возвращается домой на лето; секс и хандра в результате. Наше время.

more

Хью торопливо сходит с трапа самолета, и чувствует, что казавшиеся бесконечными месяцы ожидания, наконец-то закончились. Тают, растворяясь в небесной синеве, невыносимо одинокие ночи и долгие дни, наполненные шумом голосов, говорящих с плоским американским акцентом, и резиновыми улыбками, состоящими из великолепных американских зубов. Он спешит через весь аэропорт, торопится вниз, к пункту выдачи багажа, где - он в этом абсолютно уверен - Стивен уже ждет его. Первый взгляд, устремленный на Стивена с высоты эскалатора, на крошечное мгновение останавливает дыхание Хью, впрочем, как и всегда. Их взгляды встречаются и Хью думает: «Наконец-то я дома!»
Они двигаются навстречу друг другу и вот тут он действительно оказывается дома, в знакомом кольце из рук Стивена.. Хью смутно сознает, что со стороны они, должно быть, выглядит неуклюже, двое англичан, обнимающихся на публике, но рядом со Стивеном никогда нет места колебаниям и сдержанности, и он позволяет себе расслабиться, когда чувствует, как большие сильные руки начинают поглаживать его спину, словно рисуя на ней невидимые круги.
- Хью... - мягким баритоном гудит Стивен ему в ухо, и этого совершенно достаточно для приветствия. Они никогда не нуждались в длинных беседах и цветистых демонстрациях своих эмоций (хотя Стивен и имеет к этому определенную склонность, и Хью все еще не избавился от привычки стремительно краснеть, когда на того находит один из его припадков экстравагантной сентиментальности). Их объятие продолжается уже гораздо дольше, чем того требует простая вежливость, но их это нисколько не заботит, и ни один не желает отпускать другого.
В конце концов, им приходится разорвать эту пуповину, и, хотя глаза Стивена подозрительно блестят, на лице его мелькает улыбка, когда он оглядывает Хью с головы до ног и обратно.
- Ты выглядишь усталым, милый, - голос его звучит заботливо.
- Просто смена часовых поясов,- отвечает Хью. - По крайней мере, я на это надеюсь.
- Они просто используют тебя, самым немилосердным образом. Они заставляют тебя слишком много работать, дорогой мой, - настаивает Стивен.
В ответ на эту материнскую опеку Хью закатывает глаза, но в глубине души знает, что тот прав. В последнее время он чувствует, что висит на волоске, и что не сможет больше долго сохранять взятый темп.
- Еще год... ну, в крайнем случае, два, - обещает он не столько Стивену, сколько самому себе.
Он согласился на эту роль по многим причинам, не самой последней из которых было стойкое ощущение, что он нуждается в некотором отдалении от собственной жизни - от Стивена, от Джо, от образа бестолкового и нескладного рубахи-парня, от которого он никак не мог отделаться в Англии. Но чего Хью никак не ожидал, так это того, что будет так тяжело, так одиноко... так тоскливо, что будет столько событий, которые ему придется пропустить.
Впрочем, он не собирался отказываться ни от одного из своих обязательств, и они будут преследовать его по пятам, по крайней мере, пока не истечет срок контракта. А затем он вернется в Англию, к Стивену, и никогда не оставит его снова. Он не смог бы вынести этого еще раз, и, хотя Стивен никогда не заговаривал об этом, Хью точно знал, что испытать такое в будущем ему так же не по силам.
И вот они вместе забирают багаж и идут к бордюру, окружающему здание аэропорта, где совершенно нахально и незаконно припаркована машина Стивена. И чёрт! Офицер дорожной полиции уже начала заполнять протокол! Но когда она поднимет взгляд от блокнота и видит перед собой владельца транспортного средства, ее служебное рвение дает сбой, и Стивен спешит очаровать ее еще больше, чтобы не дать закончить протокол.
Через несколько секунд она вырывает из блокнота наполовину исписанную страничку и Стивен дарит ей благодарную улыбку, заставляя краснеть как школьницу. Хью снова закатывает глаза, на этот раз безмолвно упрекая Стивена в бесстыдном использовании его известности и легкого языка для достижения своих целей, и укладывает сумки в багажник.
Поездка к дому почти невыносима, долгие месяцы ожидания, наконец, сжались до размеров минут. Кажется, что между ними потрескивают короткие электрические разряды, ведь Стивен и Хью сидят совсем рядом, скованные ремнями безопасности, и сила желания растет пропорционально их близости и расстоянию, оставшемуся до дома. Они заводят бессвязный разговор. Хью, ругающий Стивена за езду по просроченному водительскому удостоверению, и Стивен, привыкший всегда с легкостью уклоняться от возможных неприятных последствий такой беспечности. Но за всем этим - отчаянная тоска, тоска по прикосновениям, и как только они оба оказываются за запертой дверью своего убежища, они падают друг другу в объятья, жадно целуются взасос, как в первый раз, изучая на ощупь каждый изгиб давно знакомого тела, и оба стонут от желания, становящегося острей с каждой секундой.
Хью знает, что чувство вины, невысказанные вслух обвинения от Джо, покорная печаль Стивена... все это начнется... только потом, потом... и он отбрасывает все это прочь, и теперь в его мире есть только Стивен - его губы, руки, большое сильное тело, прижимающиеся к нему в сладкой муке.
И, конечно же, Стивен немедленно берет инициативу в свои руки, впрочем, как и всегда, и, хотя Хью привык обижаться на это, сейчас он это приветствует, полностью теряя контроль над ситуацией и оставляя на усмотрение Стивена любые решения и даже мысли, так как сейчас он хочет только подчиняться всем его требованиям.
Однажды, в припадке расточительности, Стивен купил весь этот многоквартирный дом, и Хью прекрасно знает, что он держит обе квартиры по сторонам и еще две - выше и ниже этажом - свободными от жильцов. Это - буферная зона их частной жизни, на которую они оба совершенно уверенно полагаются. Это значит, что они вольны здесь стонать так громко, как захочется и выкрикивать имена друг друга, и трахаться, не обращая внимания на то, что спинка кровати вот-вот проломит стену. И эту необыкновенную свободу они используют в своих интересах так часто, как только возможно.
Стивен увлекает Хью к той самой кровати через всю квартиру, быстро и решительно, так как ни один из них не в состоянии больше ждать и сдерживаться.
Хью замечает, что, хотя во многом обстановка квартиры осталась прежней, такой же, как во времена их совместного здесь проживания - розовый кафель в ванной, шторы, собранные из разноцветных бусин и тому подобное, кое- где пробивались несмелые ростки настоящей роскоши. И одним из них был матрас, дорогой ортопедический матрас, заполненный эластичной пружинистой пеной, обладающей собственной памятью - стоит раз прилечь и он запомнит вас навсегда. Стивен клянется, что это лучший матрас, который только можно купить за деньги и Хью признает, что, пожалуй, это полосатое чудо гораздо удобнее, чем то жесткое колючее недоразумение, на котором они раньше имели обыкновение спать... ну ладно, хорошо-хорошо, не только спать... работать, играть, трахаться, писать скетчи и пьесы, завтракать и пить вечером чай и достигать вершин блаженства. Хью иногда кажется, что в те дни они вообще никогда не спали.
Во всяком случае, сейчас обновка пришлась как нельзя кстати. Стивен вдавливает в нее Хью и тот со вздохом закидывает голову назад. Каким-то невероятным образом, совершенно без участия Хью, Стивен ухитрился избавить его (а заодно и себя) от всей одежды. И теперь им ничего не мешает, осталось только тепло тела Стивена, наваливающегося сверху, и твердый член, трущийся о его собственный. И Хью дрожит от нетерпения, словно в лихорадке, но Стивен еще не готов к самому главному - он всегда стремится дотянуть болезненное ожидание до крайности, иногда почти невыносимой.
Зная о том, что соски Хью всегда были крайне чувствительны к прикосновениям, Стивен использует это в своих интересах. Он полностью сосредотачивает на них свои усилия, и находит работу своим пальцам и языку, прищипывая и облизывая, зажимая, скручивая и посасывая, пока Хью под ним не начинает извиваться и стонать в голос.
И когда Стивен чуть отстраняется, выглядя при этом невыразимо гордым собой, Хью тут же притягивает его назад в хищном поцелуе, стремясь стереть с его лица это самодовольное выражение. Он раздвигает губы Стивена своими, проникая языком к нему в рот, запускает пальцы в его густые и до смешного мягкие и пушистые волосы, и прижимается к нему всем телом, моментально доведя Стивена до состояния своего собственного животного вожделения.
Столь превозносимые в некоторых случаях способности Стивена затягивать любовные ласки на несколько часов сейчас отброшены в сторону за полной ненадобностью. Он так же отчаянно нуждается в кульминации, как и Хью, который чуть не мурлыкает от удовольствия, когда видит, как Стивен поспешно хватает тюбик любриканта с ночного столика и как его пальцы дрожат от нетерпения, торопясь сорвать непокорную крышку. Голодными глазами Хью наблюдает, как Стивен заканчивает приготовления и отбрасывает тюбик на пол.
Хью широко раздвигает ноги, что нельзя не расценить, как приглашение, и Стивен на мгновение замирает, чтобы он мог почувствовать его благодарность.
- Мой распутный мальчишка... - бормочет Стивен, и Хью смущается, действительно, совершенно по-мальчишески, но не отрицает этого.
Стивен наклоняется ближе и прижимается членом к промежности Хью, одновременно целуя его в губы, жестко и сладко, а затем спускается вниз, к шее, лаская ее губами и языком - достаточно сильно, чтобы оставить след, но не позволяя себе этого сделать. Хью шипит сквозь стиснутые зубы и задыхается, когда пальцы Стивена находят его член и охватывают мошонку, и начинают поглаживать и перекатывать яички.
Затем Стивен перемещает руку к своему собственному члену, большому и толстому , и проталкивает его между ягодиц Хью, и тот начинает дышать глубоко и часто, когда чувствует, что Стивен проникает в него медленно, но непреклонно, вынуждая его открываться на очередной дюйм за каждый толчок. Стивен, который не позволял ни одному предмету хотя бы отдаленно напоминающему фаллос, оказаться от его собственного зада на расстоянии мили с тех пор как еще школьником лишился невинности, совершенно точно был бы сильно испуган, узнай он, что причиняет Хью боль каждый раз, что они трахаются. И тогда он несомненно произнес бы какую-нибудь заботливую глупость, может быть даже настаивая, на том, чтобы они перестали этим заниматься. Сама мысль о том, что он может сделать Хью больно, приводила его в ужас. Всегда. Даже когда они снимали «Шоу Фрая и Лори» у Стивена начиналась настоящая паника, если по сценарию он должен был ударить Хью (а Хью в свою очередь не может сейчас вспоминать об этих съемках, не вызвав в очередной раз из памяти голос Стивена, произносящий отрывки скетчей).
Но Хью никогда не скажет об этом Стивену, так как даже рад этой боли. Он воспринимает ее как наказание за свое предательство тех, кого он любит и кто любит его. Он предает Джо, когда изменяет ей со Стивеном, и предает Стивена, когда изменяет и ему тоже с чередой женщин, в которой Джо является лишь одной из многих, не первой и не последней.
Кроме того, Хью всегда воспринимал легкие приступы боли как своего рода удовольствие. Но сейчас боль куда более сильная - он кусает губы, когда Стивен начинает двигаться внутри него и Хью посещает хорошо знакомое ощущение, что он вот-вот либо кончит, либо взорвется изнутри, либо то и другое одновременно. Стивен, как всегда заботливый и внимательный любовник, останавливается и спрашивает голосом, охрипшим от желания:
- Что такое? Все хорошо, дорогой?
- Все прекрасно, не останавливайся.
Хью справляется с собой и подается ближе к Стивену, стремясь впустить его еще глубже, страстно желая, чтобы все это никогда не заканчивалось, но не осознавая, как долго еще он сможет это выносить. Но увы, конец уже близок, если судить по блаженному выражению лица Стивена и начинающему сбиваться ритму его дыхания, не говоря уж о все увеличивающихся скорости и глубине толчков. Исходя из многолетних наблюдений( звучит как прогноз погоды, не так ли?) Хью может с уверенность сказать, что через пару минут Стивен кончит. Поэтому он слегка поворачивается под ним и тут же получает очередной толчок прямиком в простату. Острый приступ удовольствия заставляет Хью выкрикнуть что-то типа «сссссттттвввннннннаааааххххх» и совершенно перестать следить за реакциями Стивена, полностью сосредоточившись на собственных ощущениях.
Они мчатся к оргазму со скоростью курьерского поезда, задыхаясь, потея, проталкиваясь один в другого, насколько хватает сил. Наверняка со стороны это выглядит не слишком симпатично, но наблюдать за ними, слава Богу, некому. И, Господи, какое же это невероятное, абсолютно нереальное ощущение! Хью не нуждается в каких-нибудь дополнительных стимулах, ему достаточно просто наблюдать, как Стивен трудится над ним, чувствовать его внутри себя, слышать его громкое резкое дыхание, иногда прерываемое какими-то совершенно нелепыми нежностями в свой адрес. И тут совершенно внезапно Хью получает кульминационный удар в особо чувствительную точку, который застает его врасплох. Он беззвучно кричит и его тело выгибается, когда он словно выстреливает белым зарядом, так долго тяготившим его изнутри, в живот и грудь Стивена. Через мгновение тот следует за ним, громко выкрикнув «Хью!» куда-то в потолок и в тоне его слышится то ли восторг, то ли удивление, то ли боль, и Хью чувствует глубоко внутри себя семя Стивена, бьющее несколькими длинными обильными всплесками и его член, который еще подергивается и пульсирует, постепенно утрачивая твердость.
Они вместе выдерживают последние слабеющие толчки, их пульс потихоньку замедляется, а тела все еще подрагивают от отголосков оргазма. Стивен пристраивает голову на любимое местечко - впадинку между грудью и шеей Хью и пот на его лбу холодит разгоряченную кожу, вызывая озноб. Но Хью игнорирует это ощущение, закидывает одну ногу на бедро Стивена и пробегает пальцами по его волосам, постепенно спускаясь к шее. В конце концов, член Стивена совершенно смягчается и выскальзывает из Хью. Стивен с довольным вздохом обрушивается на кровать.
Какое-то время они молчат и лежат неподвижно, потому что держат друг друга - хотя ни один из них ни за что не признался бы в этом - в объятьях. Хью хотелось бы, что бы этот миг длился вечно, но он знает, что этого не может быть и совсем скоро сказка закончится. Так и есть, Стивен немного отстраняется и приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать. Хью рефлекторно напрягается, потому что в такие моменты никогда не знает чего именно ждать от Стивена - то ли до отвращения сентиментального пост-коитусного подушечного разговора, то ли похабного замечания, заставившего бы покраснеть и грузчика в порту. И, кстати, он так и не смог решить для себя, какой вариант нравится ему больше.
Но на этот раз Стивен выбирает другое.
- Ну и когда Джо ждет тебя домой? - спрашивает он небрежно, и слова его разят острее самой острой шпаги и он точно знает, куда нужно целиться.
Хью вздрагивает, как от удара, но заставляет себя ответить:
- Не раньше, чем завтра. Я сказал ей, что самолет вылетает сегодня ночью.
- Ммммм... вот шалу-у-у-ун..., - тянет Стивен и его голубые глаза одобрительно вспыхивают.
Хью по уши заливается краской от совершенно неконтролируемой гордости от одобрения Стивена и одновременно от жгучего стыда за обман жены. Он выжидающе смотрит на Стивена, готовясь принять участие в очередной словесной дуэли, но тот просто приподнимает бровь и принимается пристально разглядывать потолок. Хью снова плюхается назад на кровать с немного раздраженным вздохом.
Все-таки Стивен - непостижимый человек! Несмотря на его постоянное самолюбование и откровенные, порой шокирующие, признания, в его душе есть скрытый уголок, тайный сад, куда нет доступа никому из посторонних. Да что посторонних - туда нет хода даже Хью, который ближе ему, чем кто-либо. Это сводит Хью с ума - расстраивает и очаровывает в одно и тоже время. Вне всяких сомнений самодовольный сукин сын прекрасно об этом осведомлен, и Хью часто спрашивает себя, не наказывает ли его Стивен таким изощренным образом.
Он поворачивается, чтобы снова взглянуть на Стивена и вдруг внезапно замечает, что он тоже утомлен, измотан и подавлен - как минимум так же, как и сам Хью. Стивен всегда берет на себя слишком много, слишком загоняет себя.
Он пишет еще один роман, у него в проектах несколько сценариев и театральных адаптаций, он ведет телевикторину, озвучивает фильмы и книги, произносит приветственные речи везде, куда его зовут - начиная от маленького поэтического общества его родного городка, заканчивая самой обширной и влиятельной в Британии организацией, борющейся со СПИДом. Да, а теперь еще и снимается в еженедельной телевизионной драме.
«Все, что ты делаешь, я могу сделать лучше» - строчка из старой песенки сама собой начинает звучать в голове Хью. От чего он немедленно начинает чувствовать себя виноватым во всех смертных грехах. И все же он начинает раздумывать, сколько в ней правды, и не согласился ли Стивен на главную роль в драматическом сериале, чтобы показать всем вокруг, что может независимо от Хью делать тоже, что и он. Их вечное незримое и негласное соревнование - кто может придумать больше шуток, больше идей для скетчей и тому подобное. Но Стивен никогда не может во время остановиться, не может признать превосходства Хью в некоторых областях их деятельности (музыка и спорт не в счет, Стивен гордиться своей безнадёжной бесталанностью в них). И, если говорить откровенно, это была одна из немногих вещей, которые отгоняли от него Хью. Ему тоже было нужно иногда побеждать, чтобы получить одобрение Стивена, которого он желал отчаянно и безнадежно. И если уж быть совсем честным, он также сильно жаждал одобрения общественного, подтверждения того, что он ровня Стивену. Но это было совершенно невозможно в их родной стране. В Америке, конечно, он сейчас звезда и там едва ли кто-нибудь даже слышал о Стивене.
Это то, чего Хью всегда в тайне хотел, и, сейчас, когда все это у него появилось, оказалось, что оно того не стоило. Успех без Стивена рядом кажется пустым, бессмысленным, бессодержательным. Стивен ловит его растерянный взгляд и смотрит на Хью понимающими ласковыми глазами, как будто видит насквозь все его мысли и чувства. Возможно, так оно и есть. Хью никогда не мог похвастаться, что читает Стивена , словно открытую книгу. А вот Стивен явно прочел его от корки до корки.
И еще...У Хью никогда не было сомнений относительно любви Стивена. Он столько раз проверял это всеми возможными способами, что сомневаться в ней было бессмысленно и жестоко. Стивен никогда не действовал из подтишка, никогда не угрожал, что оставит Хью и найдет себе кого-то более домашнего и спокойного, хотя, видит Бог, причин для этого Хью давал ему предостаточно. И за все эти годы они оба сполна получили каждый свою долю криков, борьбы и гордого каменного молчания.
Хью мысленно благодарит Бога за это, хотя в глубине души уверен, что не может дать Стивену то, чего он по настоящему заслуживает. Но в тоже время он знает, что Стивен согласится взять то немногое, что он в состоянии предложить ему.
- Я люблю тебя, Стивен.
Слова сами собой срываются с языка, как будто только и ждали удобного момента, чтобы быть произнесёнными. Они еще звучат в тишине, когда Хью становится нестерпимо стыдно из-за проявления собственной сентиментальности и, как это не парадоксально, из-за того, что он не говорит этого Стивену чаще.
Стивен как всегда точно знает, что нужно ответить, старый пройдоха.
- Я знаю, цветик мой. И всегда знал.
Хью быстро поворачивается и прячется от всего мира в руках Стивена, нуждаясь в... - ну да, для этого есть только одно слово - в его объятьях. И чем крепче они будут, и чем дольше станут длиться, тем лучше. Этот момент не может продолжаться вечно, но пока руки Стивена защищают и оберегают его, и успокаивают, поглаживая спину и плечи, он счастлив.
Он дома. И этого достаточно.

Светик, ещё раз спасибо!